В следственном изоляторе временного содержания (СИЗО) содержатся подследственные и все те, кто ожидает отправки в исправительные учреждения – тюрьмы, колонии-поселения и прочие. Срок пребывания в СИЗО может растянуться на несколько месяцев, поэтому человеку так или иначе приходится приспосабливаться к новому окружению. Одной из важнейших составляющих быта за решеткой является гигиена. Помимо формальностей, здесь существуют и неписаные правила, которых заключенный под стражу обязан строго придерживаться.
Общий срок нахождения подследственного в изоляторе временного содержания до передачи дела в суд может длиться до 18 месяцев. В СИЗО есть как одиночные, так и общие камеры. Второй вариант более распространен. В условиях скученности гигиена в помещениях на несколько человек приобретает чуть ли не первостепенное значение.
Что положено арестанту
Перед распределением непосредственно в камеру следственного изолятора подсудимому выдаются столовые приборы, полотенце и набор спальных принадлежностей, куда входят одеяло, подушка и матрац. Одежда у заключенных, как правило, своя, но в случае чего ей могут обеспечить на месте.
Также помещенным под арест для общего пользования в расчете на количество человек выдается хозяйственное мыло (200 грамм в месяц на заключенного), туалетная бумага, туалетное мыло (50 грамм в месяц для мужчин и 100 – для женщин). Не забывают и о вещах, необходимых для поддержания чистоты в камере: веники, совки, тряпки и прочие хозяйственные принадлежности.
Зубную пасту и щетку заключенный должен приносить с собой. Однако в случае их отсутствия и невозможности приобретения на собственные средства, указанные вещи выдаются подследственному на месте. То же касается одноразовых бритв для мужчин и средств интимной гигиены для женщин.
Неписаные гигиенические правила
Человеку, впервые попавшему в следственный изолятор, обязательно разъяснят в камере, что можно делать, а от чего лучше воздержаться. К примеру, нельзя здороваться за руку и вообще хоть как-то прикасаться к «обиженным» – тем, кто по разным причинам ниспровергнут на самый низ тюремной иерархии.
Камера в СИЗО ничем не отличается от тюремной. Та же полка для туалетных принадлежностей, урна для мусора, унитаз и умывальник. Все это находится рядом.
В арестантской среде очень важно следить как за личной гигиеной, так и за чистотой окружающего пространства. Однако неподготовленному психологически человеку крайне трудно поддерживать себя в должном порядке. Гнетущие мысли о лишении свободы и неясные перспективы в будущем заставляют опускать руки, прекращать следить за собой: умываться, бриться, чистить зубы.
Впрочем, в некоторых камерах нет зеркала, что еще больше усугубляет ситуацию. Поставивший на себе крест человек начинает постепенно убеждаться в том, что его внешность больше никого не интересует. Не понаслышке знакомые с арестантскими реалиями люди советуют всеми силами гнать прочь такие мысли.
Тюрьма и жизнь за решеткой
Для регламентирования жизни осужденных в неволе существуют законы и нормативные акты. Даже целый Уголовно-исполнительный кодекс написан. Но почему-то в каждом следственном изоляторе и исправительной колонии у каждого начальника свои бзики. Нет похожих друг на друга СИЗО и колоний. Расскажем про элементарное, о том как моются арестанты. Мечта о головомойке. Для нормального мужчины быть грязным — унижение. Но за решеткой через это приходится пройти в самом начале отсидки. По подозрению любого человека могут посадить в ИВС на двое суток (недавно разрешали на трое). Потом или отпускают, или арестовывают и переводят в СИЗО. В изоляторе временного содержания бани и душа нет. Умывальника в камере тоже. Утром и вечером выводят в туалет по-большому. Под крики мента, чтобы поторапливался и пошевеливался, можно успеть умыть лицо ледяной водой. О том, чтобы почистить зубы, речь не идет вообще. В камере нет постельных принадлежностей. Две трети помещения — сплошной деревянный настил. Ходить просто негде. Приходится все время лежать. Бывает, в камеру набивают много народа. Тогда жмешься к стенам и пачкаешь одежду об «шубу». Да и сами настилы не блещут чистотой. Некоторым может показаться, что за семьдесят два часа не сильно-то и извозюкаешься. Может, это и так, но столько в милиции никогда не держат. Особенно тех, кто не сознается.
Менты не всех бьют. Если видят, что мужчина не боится, его начинают прессовать измором. Тогда задержанного не сразу оформляют. Могут вообще пойти на подлог. Продержать в камере недели так три, прятать в холодной одиночке, и все. После оформить рапорт, что задержали на вокзале без документов, но сегодняшним числом. Только после этого выписали арест и привезли в тюрьму. Грязного, провонявшего, обросшего, в истлевшем нижнем белье. Все это время (извините) подтиравшегося старыми газетами.
Самое обломное в том, что баня для вновь прибывших положена не сразу. Новичков сажают в «собачник», или карантин, на трое суток. На следующий день, если это не выходные или праздники, всех дергают к докторам. Вот где унижение — раздеваться перед женщинами, иногда красивыми, и показывать им свое несвежее белье. Это еще ладно. Ужас, когда начинают брать анализы. Надо нагибаться и подставлять зад для мазка. Хорошо, если у подследственного есть родственники или друзья, которые принесут передачу прямо в ИВС. Тогда, если в камере СИЗО был умывальник, можно обмыться ледяной водой и переодеться. Но такое катит, если сидишь в своем городе.
Конвейер в «крестах»
Ладно, не будем о грустном. Теперь расскажу о разных местах помывок. Питерские «Кресты». В то время там очень оригинально посещали баню. Она была положена раз в десять дней. Вся камера спускалась в подвальный этаж и заходила в раздевалку. Входную дверь запирали снаружи. Дверь в душевую тоже была на засове. Пока арестанты разоблачались, другая камера домывалась. После чего она выходила в другую раздевалку с отдельным выходом в коридор и запираемой дверью в банное отделение. Только тогда в душ запускали других. Когда другую «хату» выгоняли из раздевалки, вещи переносили туда. Эта было сделано, чтобы ускорить сам процесс.
«Кресты» рассчитаны на пять тысяч сидельцев, но в них набивали тогда до пятнадцати тысяч. Раньше при поступлении в эту тюрьму заключенным выдавали трусы и майку. В банный день их можно было не стирать самому, а обменять на уже стиранные. Неимущим это очень кстати. Также в банный день выдавали небольшой кусок хозяйственного мыла и одноразовую мочалку. В душевой имелись шесть леек. Даже если было двадцать человек (в камере на шесть спальных мест!), все успевали по два раза намылиться.
На мытье давали минут двадцать. Потом вертухаи начинают торопить и грозить избиением. Продлить процесс можно было одним способом: написать всей камерой заявление о прожарке. Но менты при этом иногда требовали предъявить доказательства в виде вшей. Если они , можно было сходить на прожарку не в банный день. Это считалось удачей, особенно летом. Заодно можно было конвоиру гадость сделать.
Заключенные всей камерой ловили насекомых и сажали их в спичечный коробок. Мало того, что показывали их корпусному, чтобы свел на прожарку. По дороге туда высыпали вшей ему на китель, когда прапорщик шел впереди и открывал многочисленные решетки. Именно в бане подхватывали грибок и чесотку. Но все равно стремились посещать ее как можно чаще. Хотя и не все. Бомжеватые типы, наоборот, не хотели туда ходить. Были и стеснительные мужички, они мылись в трусах. Особенно часто так поступали азеры. Ну и, конечно, баня — это всегда предмет для похабных, но не оскорбительных шуток. Беда, если кто-то уронит мыло и нагнется за ним.
Сауна — только для блатных!
Под следствием и за судом я пробыл девять месяцев. После вступления приговора в законную силу меня этапировали в колонию. Но не из этого СИЗО, а с пересылки на Лебедева. Этот изолятор внешне копия «Крестов», но он имеет всего один корпус.
Сейчас по правилам на пересыпке не могут держать более десяти суток. Раньше мариновали по несколько месяцев. «Лебедевку» я проезжал много раз. Если там не лютовал спецназ, то сотрудники давали спецназ, то сотрудники давали нормально помыться. Душевая там — большое помещение с многочисленными лейками и мощным напором воды. Иногда мы плескались по сорок минут. Этот изолятор не всегда перегружен. После прибытия в колонию под Питером нас обыскали в бане. Потом этап мылся. Десять леек, две из которых для «обиженных». Когда ты не в карантине, то можешь плескаться хоть каждый день, с подъема до отбоя.
Но так было, пока власть и все теплые места не захватили бандиты из организованных преступных группировок. Тогда вход в общую баню стал для «мужиков» платным. Зоновская валюта — пачка сигарет или заварка чая. Но если ты блатовал или имел знакомства, мыться можно было в разных местах и с комфортом, не всегда доступным на свободе. На промке понастроили саун и парилок. Завстоловой из осужденных соорудил у себя мини-бассейн. Блатующие ходили мыться с размахом. «Шныри» тащили за каждым пакеты с мыльно-рыльными принадлежностями, тапочками и бельем. Следом шел массажист, и замыкали процессию «петухи». В предбаннике накрывали стол, где, кроме закусок, имелся коньяк, водка, спирт или самогон. Это от платежеспособности зависело. Были такие осужденные, что просыпались к обеду и, выйдя на центряк, останавливали проходившего мимо прапорщика. Протягивали инспектору крупную денежную купюру и велели принести пива. Сдача оставалась вертухаю.
В общем, блатные мылись красиво. Парились, пили, им делали массаж. За столом прислуживали слуги. Потом в ход шли «петухи» или «личинки» (тайные любовники из молодых пацанов). Там же играли о карты и даже устраивали разборки.
Помимо парилок и саун, на промке было много небольших душевых. Их мы посещали после занятий спортом. В бараках имелись нормальные туалеты с умывальниками для рук и ног.
Вонючее ШИЗО
Через четыре года мне стало скучно и я подал заявление о переводе на поселение. Рассчитывал попасть под Питер. Вроде договорился с начальством, но вмешался случай. Пока я сидел на пересылке и ждал приезда «хозяина» местной поселухи, он попал в аварию. Его и замполита вез пьяный поселенец на своем «Опеле Калибре». По дороге иномарка улетела с трассы. Все попали в больницу. Так я отправился на Север. Добирался до точки целый месяц этапом. Повезло, но минуя ярославский централ, нас прямиком доставили в Вологду. Там тюрьма ремонтировалась. Этапников разместили в больничном корпусе. Двухъярусные настилы во всю камеру и куча народа. По причине ремонта в баню не свели. В дороге мы были два дня. На «Победовке» помылись только при поступлении, потом десять дней парились в маленькой камере с настилами и без белья. Еще две недели провели в Вологде. Дальше ехали еще через две пересылки. Там нас тоже не мыли.
Наконец прибыли в Архангельскую область. Душ на поселении работай только вечером. Нам объявили, что со следующего дня мы выходим на работу. До нее добираться три часа в кузове машины. Столько же обратно. Подъем в пять. Выезд в шесть. Работа с девяти до шести. В девять вечера, если не сломается машина, мы в поселке. До отбоя один час. Хочешь — ешь. хочешь — мойся и суши одежду. Но в десять все должны быть в койках. Иначе посадят в ШИЗО. Выходной один, но каждые два часа надо строиться на поверки, которые длятся минут двадцать. После работы в лесу, где проваливаешься в трясину или потеешь от нагрузок, мылись мы в спешке раз в неделю. Но это я забежал вперед.
Когда же мы прибыли этапом на поселение, была весна. На пересылках нацепляли вшей. Прожарки в бане не было. Кипятить воду и шпарить одежду невозможно. Нет своих плиток и кастрюль. Утюг взять тоже негде — все на работе. Опытный сиделец посоветовал действенный способ. У неохраняемого забора нашли муравейник и кинули на него зараженную одежду. Мураши быстро ее очистили от гнид и вшей.
Такие условия мне быстро надоели, и за нарушения через суд меня приговорили к прежнему виду режима. Более того, решили вернуть в старое исправительное учреждение.
Снова начались этапы. Только в этот раз на одну пересыпку длиннее. Нас сперва засунули в местную зону. Поместили в камеру ШИЗО. Такого я больше нигде не видел. На полу — сантиметров пятнадцать жижи. Смеси воды, мочи и нечистот. Умывальника нет. В углу стоит бадья-параша, но она переполнена дерьмом. Помещение черное и без окон. Нар и шконок нет вообще. Вместо них остались металлические уголки, с которых сняты доски. Этапников человек десять. Мы начали возмущаться и не хотели заходить в такую «хату». Прибежала вся дежурная смена, опера, отдел безопасности, отрядники. Вся эта кодла принялась нас избивать. Лупили дубинками, зверски топтали сапогами. Хорошо, что в сухом коридоре. Потом дали очухаться и затолкали в эту камеру. До этого мы сидели в ШИЗО поселения. Там, конечно, не мылись. Многих водворили прямо после работы.
Итак, мы были грязные, а тут такое. Мужики двое суток провели стоя. Чтобы не упасть. Я умудрился поспасть, лежа на металлическом уголке в три сантиметра шириной. Мы с приятелем договорились, пока один отдыхает, другой его держит. Чтобы не грохнуться на пол и не «зафоршмачитъся». Оправлялись мы в углу. Парашу нам вынести не разрешили. Так здесь наказывали тех, кто, по мнению цириков, не захотел работать.
«Дубинал» вместо веника
Нам повезло — через два дня нас погрузили в автозаки и привезли на станцию. В зачуханом виде мы сидели на платформе на корточках, и мимо ходили вольные люди. Женщины, дети, все смотрели на нас и смеялись. Они тоже были местные и привыкли к зекам.
Потом был вагон — «столыпин». Привезли снова в Вологду. В СИЗО все продолжался ремонт. В баню нас не повели. В камере, кому было во что, переоделись, обмывшись над раковиной. Там же в холодной воде постирали. Этапа ждали две недели. Потом снова «столыпин», и вот мы в Питере. Пока ехали до «Лебедевки», я мечтал помыться. При поступлении в изолятор нас встретил пьяный спецназ. Всех побили. При обыске отняли нераспечатанное мыло, новую зубную пасту, сигареты, консервы. Отняли приличные ботинки и носильные вещи. У кого нашли деньги, их прикарманили. Потом над нами долго издевались, били, заставляли часами стоять в коридоре почти в шпагате. Кто-то из арестантов заикнулся про баню. Его минут пять лупцевали «дубиналом», а остальных спросили: «Кто еще хочет такой парилки?»
Две недели мы провели в небольшом подвальном помещении. «Хата» — девять квадратных метров, два настила, матрасов нет. Набито человек пятнадцать. На прогулку мы не ходили, так как по дороге, к прогулочным дворикам «маски-шоу» выстраивались вдоль стен узкого коридора и били дубинками проходящих. Месяц на этапе мы не посещали баню! Хорошо, что я прибыл в знакомое учреждение. Приятели сразу организовали парилку. Оттягивался я целый день. Все никак не мог выгнать из всех пор тела дурной запах.
Дефицитные тазики
Следующий срок я отбывал в провинции. В ИВС, конечно, не было бани. В СИЗО — раз в десять дней. Но вместо душевых — краны с тазиками. Помещение, где моются, холодное, работает всего два крана. Вода в них не горячая, а чуть теплая. В камере два десятка человек. Но времени давали на помывку тоже минут двадцать. Мытьем это нельзя назвать. Пока помоешь тазик, пока стоишь в очереди, пока его набираешь под слабым напором. В лучшем случае, раз намылишься и плохо смоешь мыло. Тут открывается дверь. Прямо в помывочную залетает истеричная баба в погонах и начинает орать матом, чтобы мы поторапливались. Если огрызнуться, то истеричка пожалуется сотрудникам и недовольного зека изобьют. Голому получать дубиналом не в кайф. Мы безропотно заканчивали. Домывались уже в камере: вставали на унитаз, набирали в «шлемку» холодной воды из-под крана и лили на себя. После была местная колония. Ехали в нее мы через одну пересылку, где нам позволили помыться. Тоже с тазиками.
Через две недели я доехал до зоны. Здесь мылись, как и положено по закону. Раз в семьдней баню посещал определенный барак. За этим следили инспектора. Даже в раздевалке бирки с номером отряда проверяли. Нарушителей из других бараков водворяли в ШИЗО.
Баня в этой зоне была тоже с тазиками. Самое обломное, что их растащили. Поэтому надо было иметь свой или брать у знакомого, когда ты шел мыться. К кранам постоянно стояли очереди. Но это было еще не самое печальное. В баню нужно было ходить только вдвоем. Это потому что в раздевалке воровали одежду. Приходилось распределяться: один моется, а другой за вещами следит. Через пару-тройку лет мне надоела перенаселенность и одни и те же рожи. Я опять подал заявление на поселение. И опять не попал под Питер.
На этот раз договоренность была железная, но я решил подстраховаться и попросил знакомого редактора журнала походатайствовать за меня в Управлении исполнения наказаний. Начальник управы прочитал о том, что я пишу в газеты, и заслал меня подальше, на Север. Описывать «Лебедевку» не стану. Там не лютовал спецназ и нам дали принять душ. Самое интересное началось в Ярославле. По прибытии в изолятор не предложили помыться, а кинули всех в большую грязную камеру. Примечательно, что в ней содержались все режимы, подследственные, осужденные, поселенцы. Матрасов не дали. Они валялись на нарах. Тощие тряпки, почти без ваты, и шевелящиеся от клопов. Унитаз был на восемьдесят человек один. О стирке никто и не думал. Неизвестно, когда уедешь, а сушить белье негде.
Принудительное закаливание
Дней через восемь пригласили в баню. К моему удивлению, вызвались идти только пять человек. Нам тоже не советовали туда соваться, но мы не послушались. Зима, мы долго шли по улице по территории тюрьмы. Завели в раздевалку, где температура была градуса на два теплее, чем на дворе. Нас заперли и ушли. Раздевшись, мы заглянули в помывочное отделение. Небольшая комнатка. Холод собачий. Имеются два крана, но вмурованы они в стену, в метре от пола. Тазиков нет. Чтобы мыться, приходилось приседать, скрючиваясь и прижимаясь к стене, рукой направляя на себя струю. Закончив процедуры, мы оделись. Теплые вещи, конечно, с собой не брали. Мороз пробирал до костей. Мы постучались в дверь. Никакой реакции. В общем, продержали нас там часа два. От холода мы окоченели. Мокрые же были. Хорошо молодым, двигались, прыгали. Пожилой инвалид чуть не «отдуплился». Больше мы в эту баню не ходили.
На другой пересылке, в Коми, сиделось проще. Там вообще воды не было. Приносили попить — и все. На поселении имелась баня. С тазиками и с дырявой крышей. Зимой — холод, летом — комары и гнус.
В следующий срок меня снова носило по разным тюрьмам и колониям. Насчет бань особенно запомнилась одна, в той же республике Коми. В этой зоне вообще помывка не работала в течение года. На свободе украли насос, качающий воду. Новый начальник купить не мог. Единственный кран находился на улице. Из него текла теплая жидкость с запахом. Ее таскали в отряды, чтобы пить. Или приносили ведро в умывальник и мылись. Самое поразительное, что при этом никто не болел чесоткой или дизентерией. Жалобы арестанты писать не могли. За это прессовали блатные. С ними «хозяин» договорился.
Как видите, мало написать законы, где указано, сколько раз зекам полагается мыться. Нужно еще обеспечить их баней или хотя бы водой.
По материалам газеты «За решеткой» (№1 2010г.)
«Чушка» – значит слабый
Запустивший себя человек рискует попасть в категорию «чертей». Среди арестантов бытует понятие, что не следит за собой тот, кто потерял силу воли, оказался сломлен под ударами судьбы. А сломленный и отчаявшийся – значит слабый, а слабых не уважают нигде, тем более за решеткой с тамошними подчас дикими правилами и специфическими «законами».
«Черти», или по-другому «чушки», в заключении выполняют самую тяжелую и грязную работу. Таким образом, недостаточное внимание к собственной гигиене в СИЗО – прямой путь в самый низ тюремной иерархии.
Распускать руки
В местах заключения особый вес приобретают слова. За них необходимо отвечать, потому что столкновений между сокамерниками быть не должно. Полицейского прессинга вполне достаточно для создания опасной и напряженной атмосферы. Зэки должны отсидеть свой срок живыми и здоровыми, без дополнительных распрей между собой.
Любое, невзначай брошенное слово, непогашенный конфликт затаятся внутри, и обиды всплывут в самый неподходящий момент. Не рекомендуется задавать лишних вопросов, старайтесь быть сдержанным и надежным человеком. Самое страшное для криминального мира – спонтанный, эмоционально неустойчивый человек, способный «подвести под монастырь».
Кадр из фильма «Эксперимент»
Драться в тюрьме также нельзя: за каждый удар обидчика ждет строгий ответ. Блатные «понятия» справедливо гласят, что если даже тебя ударили, то ты не должен драться. Случившееся следует разобрать на «сходняке» и только там решать, стоит отвечать на оскорбление или нет.
Основной принцип выживания в тюрьме, как и на воле, гласит: сохраняй собственное достоинство и силу духа и не унижай других.
В душ в белье
Помыться в СИЗО разрешается раз в неделю, но при возможности администрация учреждения может организовать «банный день» два раза. Длительность душевых процедур не менее 15 минут, чаще всего заключенным дают около получаса. Примечательно, что раньше помещенные под стражу могли мыться только с мылом, однако в 2016 году им разрешили использоваться гели для душа.
Снимать нижнее белье при походе в душ не принято, моются прямо в нем. Делается это для того, чтобы случайно не дотронуться оголенными половыми органами до другого человека, а также не позволить прикоснуться к себе. В противном случае это будет рассматриваться как унижение со всеми неприятными последствиями.
Туалетные нюансы
Отдельных туалетов в местах содержания под стражей, как правило, нет: все удобства располагаются непосредственно в камере и отделяются от остального пространства символическими занавесками и перегородками, которые, однако, безжалостно уничтожаются надзирателями.
Учитывая, что зачастую размер камеры не превышает восьми квадратных метров, туалетная проблема является самой насущной и пикантной в жизни помещенных под стражу. Человек вынужден справлять нужду на глазах у остальныъ. Порой весь процесс сопровождается пошлыми шуточками со стороны сокамерников.
Вокруг «дальняка», как называют туалет на тюремном жаргоне, вращается множество всевозможных запретов, табу и прочих особенностей. К примеру, неписаные правила строго запрещают принимать пищу в момент, когда кто-то испражняется. И наоборот – если кто-то ест, другие должны потерпеть.
После отправления естественных потребностей необходимо мыть руки, без этого они считаются «грязными», а значит и все, к чему они прикасаются становится «нечистым» («запомоеным»), то есть табуированным для прикосновения остальных. Забывший помыть руки на первый раз отделывается предупреждением, а в случае повторения могут быть применены более суровые меры.
Кстати говоря, жалкая толщина камерных матрасов также связана с туалетной проблемой. Чтобы отбить неприятный запах, заключенные выдергивают оттуда вату и сжигают ее. Огонь сжигает зловоние.
Таким образом, соблюдать гигиену в местах заключения, в том числе в СИЗО, предписано не только официальным распорядком, но и неписаным сводом правил. От этого напрямую зависит как здоровье заключенного, так и его положение в тюремной иерархии.
Комментировать
И напоследок
- Новичок должен знать хотя бы некоторые тюремные обычаи и правила.
- Если приговор озвучен, лучше придумать себе кличку самостоятельно, даже если ее и не было никогда.
- Достоинство — важное качество в человеке, поэтому не стоит его никогда терять.
- Провокации до добра не доведут, поэтому необходимо быть очень бдительным.
- Ничего с пола поднимать категорически нельзя, особенно чужое. Вот почему в тюрьме нельзя поднимать мыло.
И важнейший совет всем читателям — не нужно совершать таких поступков в жизни, за которые придется отвечать перед судьей сначала и перед сокамерниками потом.
